Формула силы Александра Устюгова

Журнал "Cosmopolitan Сибирь", февраль 2007 г.

Великолепным Петей он стал после небольших ролей в сериалах. На наше интервью пришел (не узнать!) с короткими волосами и в круглых очках. Александр Устюгов родом из Казахстана и Москву буквально взял штурмом, через Сибирь. На сегодняшний день он поставил свой спектакль на сцене РАМТа, дважды получил премию "Чайка" за роли в театре и мечтает снимать кино.


– Расскажи про свой сибирский период – с чего он начался?
– Начался в 1993-м и продолжался по ноябрь 99-го года. Почти 6 лет длился! В Казахстане я закончил ПТУ с отличием, получил специальность слесарь-электрик. Подал документы в Карагандинский горный институт, уже сдал несколько вступительных экзаменов и узнал вдруг, что есть такой Омский институт инженеров транспорта, где тоже вот-вот экзамены. Но там еще 2 раза в год дают бесплатный билет на железную дорогу. Это были очень важные для меня льготы, потому что стоило больших денег добираться, например, из моего родного Экибастуза в Москву. В тот же вечер я убежал с работы, никому ничего не сказав, и через 12 часов уже был в Омске. С утра подал документы и через несколько часов сдавал экзамены. Получил двойку, подал на апелляцию, умудрился написать на четыре и поступил на механический факультет в Омскую транспортную академию. Потом перевелся на заочный и начал копить деньги на билеты в омские театры. Ходил в основном в ТЮЗ – там было дешевле. Посмотрев спектакль “Принцесса Перлипад”, я понял, что должен поехать в Москву попробовать поступить в театральный. Попытка стать актером в ТЮЗе закончилась тем, что мне предложили должность осветителя. Я бегал по галереям, менял лампочки и был несказанно рад. Через какое-то время вел несколько спектаклей и был счастлив...

– Как это “вел”?
– Это когда ты сидишь в световой рубке и делаешь так, чтобы на сцене менялся свет, руководствуясь мизансценами и репликами артистов. Но из меня был плохой световик, потому что я засматривался спектаклями и забывал про все на свете. Когда мне кричали по трансляции “Саша, свет!”, я вздрагивал.

– Расскажи про любимые и исхоженные тобой места в Омске.
– Ну, это замечательная улица Маяковского, где находится общага Омской транспортной академии! Тогда это были старые пятиэтажные дома, но сейчас они уже отремонтированы. Это ТЮЗ, где я работал. Это район Нефтяники, где я снимал квартиру.

– А помнишь дебют на сцене?
– Артист омского ТЮЗа Язов сломал руку, и худрук сказал: “Саша, ты же хотел быть артистом, поздравляю, вечером у тебя спектакль!” Добавил, что счастье одного артиста строится на несчастье другого, посмеялся и сказал, чтобы я взял кассету спектакля и шел репетировать. Я пошел в просмотровый зал, начал судорожно прыгать перед телевизором и учить танцы. Естественно, я выучил все движения зеркально, но это выяснилось буквально перед началом. Недавно смотрел запись моего первого спектакля, увидел себя болтающимся по сцене, пихаемым локтями. До сих пор удивляюсь, как худрук позволил мне играть этот спектакль! Каждый год, как только наступало лето, я уезжал в Москву, два раза пробовал поступить в театральный, но неудачно. Потом поступил в Омский областной колледж культуры и на втором курсе решился рвануть в Москву в последний раз, а мне было уже двадцать три. Помню, бежал на утренний спектакль “Урфин Джюс и деревянные солдаты” и понял, что если не сейчас, то никогда. И поступил, наверное, подло, но все же: я вышел на дорогу и сымитировал ДТП, бросившись под машину (почти под стоящую). Затем схватился за колено и стал кататься по дороге, напугал водителя и велел ему везти меня в “травму”. Доктор, конечно, сказал, что со мной все в порядке, а я начал слезно умолять его, объясняя, что мне позарез нужно время на поступление. Объяснил ему, что не будет нарушением клятвы, если он немножко наврет. И он согласился, выдал мне снимок другого человека. Спросил: “Восемь месяцев постельного режима тебя устроит?” Я сказал, что да, конечно. И он написал справку о том, что у меня разрыв связок колена и перелом. Я был счастлив! Мне наложили лангету, дали костыли, и я приехал в театр. А вечером снял лангету, и 10 ноября 1999 года уже был на Казанском вокзале в Москве, не имея никакого понятия о своем дальнейшем существовании. Так и началась моя столичная жизнь – московские чердаки, подъезды, гуляние по ночному городу...

– Удельный вес вранья за твою жизнь очень большой?
– Достаточно. Просто когда тебе двадцать, и ты стоишь в овчинном тулупе посреди театрального училища и говоришь, что хочешь поступить, тебе и в тебя не верят. Поэтому всегда лучше наврать, что ты сын персидского шейха. Первые два поступления я искренне пытался прочитать все честно, открыто, как могу. И эта открытость пугала педагогов, настораживала! Поэтому, когда я читал последний раз, я уже понимал, что не надо выдавать на сто процентов свое “мастерство”. Нужно прийти забитым мальчиком, ни в коем случае не показывать, что ты настырный, наглый, а быть таким немножко в образочке, с причесанной набок челочкой. Нужно мило улыбаться, поддернуть штаны повыше, показать страсть к театру, но при этом абсолютное неумение читать стихи. Вот это нравится педагогам! Я даже репетировал, как забываю текст, как я очень сильно волнуюсь. Я понимал, что если я не обману и не скажу, что мне не двадцать два, а восемнадцать, то люди могут побояться меня взять.

– Слушай, а ради чего все это? Славы, ты признавался в интервью, ты не хочешь.
– Нет, я хочу славы, она на века! Я не хочу популярности! Она сиюминутна и даже обидна. Результат моей работы в сериале, конечный продукт, меня практически не интересует, потому что он меня не касается никак. Но мне интересен сам процесс – процесс создания и участия. Когда ты умудряешься быть в четырех местах одновременно, и тебя еще при этом из театра не выгнали, это радует. И здесь нужно сняться, потому что платят, и там нужно, потому что уже обещал, и в театре нужно появиться, потому что премьера через пять дней... Хочется много успеть и выглядеть успешным в глазах товарищей по цеху. Конечно, в итоге такой темп сильно влияет на качество, но процесс захватывает. Ты понимаешь, что и там, и там ничего не начнется, пока ты не приедешь. Человек, который не был нужен никому, заставил всех в нем нуждаться! Это чего-то стоит. Но это в то же время и фантики, это не самоцель. Цель – заслужить право делать то, что тебе нравится. Ты же не можешь прийти с улицы к продюсерам и сказать: “Я хочу снимать кино!” Тебе не вывалят 15 миллионов долларов и не скажут: “Конечно, старичок, как будешь готов, отдашь, а не получится – да бог с ним!” Такое же невозможно! Чтоб иметь право прийти и попросить эти деньги, нужно много работать.

– А две дырки у тебя в левом ухе – это дань чему?
– У меня был период рок-н-ролла, я же человек своего времени, протестовал против общества и думал, как и все, что кто-то нас зажимает и не дает свободы. Пытался выделиться, вставляя серьги, отращивая длинные волосы, надевая кожаные куртки и кожаные штаны, передвигаясь на старых мотоциклах. Слушал питерский рок: “Кино”, ДДТ, “Алису”... Сейчас нет рок-н-ролла, сейчас период рэпа и r'n'b, но я не думаю, что ребята сильно отличаются от нас, просто подражают другому.

– Да, созреть – тоже важный этап любого дела.
– Созреть надо. Но пока ты будешь думать, созрел ты или не созрел, пройдет вся жизнь! Готов ты или не готов – это самый последний вопрос. Когда ты едешь на мотоцикле, видишь нишу, и мигает желтый свет на светофоре, ты вдруг понимаешь, что если ты сейчас чуть-чуть рискнешь, то будешь уже там. Если нет, будешь стоять полчаса на светофоре. Мне нравится риск, а не долгие раздумья и взвешивания и впоследствии мысли о том, что прав я был, что этого не сделал, потому что был не готов. Не готов – плевать! Делай и все!

– А как в Москве у тебя сложилась личная жизнь?
– Я женился на однокурснице Яне. Мы вместе отучились, а расписались только год назад. Она актриса, мы вместе работаем в одном театре РАМТ. Такой семейный подряд. Наше сближение произошло внезапно для меня, потому что учиться мы начали в сентябре, а познакомились только в ноябре. Два месяца друг друга не замечали. И, как утверждает моя жена, она вообще не знала, что существует на курсе такой парень. Но вот уже шесть лет мы живем вместе.

– А до поступления в Щуку тебе было вообще не до серьезных отношений?
– Ну почему? Наоборот! Отношения с девушками, по-моему, не зависят от целей и благосостояния. Это абсолютно параллельные линии жизни! Вот сейчас уже не до того: семья, работа. Теперь я могу говорить только про одну девушку – про ту, которую я любил, когда мне было года четыре. Также могу передать всем девушкам омского ТЮЗа большой привет... Нет, я не скажу, что у меня были трудности завоевать даму. Но когда тебе 14-16 лет, сам факт общения с женщиной тебе льстит, и ты тратишь огромное количество энергии на то, чтобы ее добиться. А когда взрослеешь, понимаешь, что в жизни важнее, чтобы была одна-единственная. Так вот рассуждая, я и пришел к моногамии. (Смеется.) С детства искал девушку, похожую на мою маму, но практика показала, что нравились мне абсолютно другие типажи. Да, женщина должна быть женственная, умная, красивая, хозяйственная, но, когда происходит та самая вспышка, которую литература называет любовью, понимаешь, что тебе абсолютно по барабану, насколько она хозяйственна или умна. Ты понимаешь, что все это не очень важно.

– Но чтобы красивой была – это обязательно?
– Обязательно! Но красота это не правильность черт, со временем правильность черт начинает немножко раздражать даже. Она нравится в определенный момент жизни, а потом начинают нравиться девушки чуть-чуть с изъяном. Чтобы грудь была не 90, как принято, а 98 хотя бы. Еще считаю, что должна быть гармония в женщине – соединение душевных качеств, манеры поведения с внутренним состоянием. Потому что чаще встречается дисгармония – когда человек ведет себя вызывающе, для того чтобы привлечь к себе внимание. И ты понимаешь, что у нее внутри какой-то дискомфорт. Правильное сочетание внешних, внутренних качеств, недоступности и плюс интеллект – такой букет очень, очень редко встречается.

– А о детях еще не думаешь?
– Все мои сверстники из Сибири и Казахстана уже имеют потомство. И я понимаю, что вот-вот наступит тот момент, когда я буду готов производить себе подобных и воспитывать их. Хотя моя жена думает, что я сам еще ребенок.

– Почему?
– Я не могу концентрироваться на каких-то вещах. То есть я концентрируюсь, например, на работе, но при этом пропускаю массу событий, которые связаны с моей и ее жизнью. Я даже могу в этот момент ее слушать, но не слышать. Могу десять раз возвращаться домой, потому что забыл ключи. А вчера, допустим, я купил курицу и, перед тем как начать ее готовить, понял, что потерял ее. Где-то оставил по пути. Перерыл все пакеты и всю квартиру! Не удивлюсь, если через неделю найду ее на подоконнике среди цветов.

Ирина Виноградова