Александр Устюгов теряется в любовных сценах

"Экспресс газета", 15.02.2006 г.

Сейчас в кожаном плаще следователя Шилова он борется с питерскими «оборотнями в погонах» в «Ментовских войнах». А в образе кавалергарда Платона Толстого еще недавно сражался на дуэлях, обольщал дам и плел интриги в «Адъютантах любви». А еще Александр Устюгов играет на сцене Российского академического молодежного театра.


– Александр, в новом сезоне «Ментовских войн» - другой режиссер. Какие-то кардинальные изменения произошли?
– Мы стали больше времени снимать на природе - часть съемок провели на Ладожском озере. Картина стала больше смахивать на боевик. Моему герою наконец пришлось пострелять. Много патронов, много злодеев, а не просто кабинетная история. У нас отличная каскадерская группа, но часть трюков я выполнял сам. К примеру, прыжок с пирса в лодку. Вернее, в посудину приземлялся дублер, а я разбегался и прыгал в воду, где меня встречали водолазы.

– Вы действительно умеете обращаться с оружием?
– По меркам киношной необходимости - достаточно нормально. Я даже перезаряжаю пистолет ТТ одной рукой. Учился и настоял, чтобы это сняли крупным планом.

– Что вам больше по душе - «Адъютанты» или «Ментовские войны»?
– Сложно сравнивать. «Менты» снимаются в Петербурге, есть момент полной погруженности в работу. С другой стороны, приходится постоянно ездить туда-сюда. С 14 февраля мы снимаем третий блок, наверное, он будет для меня последним. На «Адъютантах» был очень тяжелый режим. Бывало, не спал по три дня: сутки на площадке, потом репетиция и спектакль в театре, и опять на съемки. Когда в павильоне разжигали камин (естественно, бутафорский, без вытяжки), шел такой дым, что вся группа работала в респираторах. Чуть не забыл: там был жутко скользкий пол. При любом неосторожном движении ты скользишь и падаешь.

– Не сложно было приспосабливаться к эпохе XIX века - одежде, манере речи, оружию?
– Нет. Шпагой владею как Бог, хотя бутафорским клинком невозможно наносить нормальные удары. Он сгибается, мнется. Костюм был пошит на меня и оказался удобен. Неловко было надевать положенные по форме колготки - у меня, как у мужчины, при этом падает самооценка. Самая неудобная вещь - аксельбанты, которые при резком повороте могли ударить в глаз. Поэтому при съемках драк нам их пришивали к рукаву. А металлические набалдашники, чтобы не звенели, обматывали скотчем. Предназначение этих украшений не понимаю: как военный мог сражаться с такой ерундой на плечах? К ним я так и не привык в отличие от кобуры в «Ментовке» - килограмм металла, который перевешивает на одну сторону. Без нее на съемках я сейчас чувствую себя некомфортно.

– Вам приходилось кардинально менять внешность ради роли?
– Нет, лишь однажды в разговоре с режиссером Алексеем Сидоровым прозвучало, что для фильма «Бой с тенью» неплохо бы мне сделать «пластическую операцию» носа, чтобы он более соответствовал моему герою-боксеру. Конечно, у меня даже мысли не возникло согласиться.

– Нос у вас и впрямь знатный. У поклонниц в интернете он вызывает немало эротических фантазий. Кстати, ваша недавняя свадьба расстроила многих фанаток. Озвучьте, кто ваша жена?
– Янина Соколовская, актриса нашего театра. Мы знакомы шесть лет. Я пригласил ее в ресторан, встал на колено, сделал предложение. А после пышной застольной эпопеи с родственниками мы сразу уехали в Париж на медовую неделю. Прямо в свадебных костюмах.

– В этом году вам стукнет 30 лет. Планируете что-то грандиозное?
– Не удивлюсь, если буду работать. Прошлый день рождения я как раз провел на съемках «Ментовки», и ребята меня разыграли. Был эпизод со взрывом на улице, массой пиротехники, кто-то из местных жителей даже вызвал ОМОН. Я бегу в подворотню к нервно курящему Леше Завьялову, кричу: «Как ты?» Режиссер командует: «Стоп». Дубль, второй, пятый. Я не понимаю, что не так, начинаю психовать. Леша давится очередной сигаретой, поскольку в жизни не курит. И мы оба со злости не замечаем, что камера давно выключена. Ребята тянули время. Ждали, пока подвезут подарок - модель пистолета «беретта», с которым я играю в сериале.

– Пишут, что вы живете самостоятельно с 14 лет. Что за необходимость была так рано уходить из дома?
– Дурь. Плюс благодатные условия - мне досталась двухкомнатная квартира. Родители пытались остановить, но я был непоколебим. Я учился в школе и работал сторожем в шахтерском детском садике, что приносило деньги.

– Вы тоже работали в шахте?
– В Экибастузе это называется «угольный разрез». Такая огромная яма, где работают большие экскаваторы. Я окончил ПТУ по специальности слесарь-электрик по ремонту, монтажу и демонтажу горного оборудования и, естественно, проходил практику в разрезе Восточный. Сначала слесарем-ремонтником, потом в котельной - уже электриком-электронщиком.

– И в какой момент рабочий паренек решил переквалифицироваться в актера?
– Я давно этого хотел, но не мог себе позволить в 16 лет сесть на поезд и поехать поступать. Окончив школу, я еще не заработал денег на билет. Поэтому были ПТУ, год работы в разрезе, потом поехал поступать.

– Но столица не спешила покоряться...
– Я мог бы рассказать грустную историю о мытарствах в Москве, возвращении домой абсолютно без денег. Но зачем? Журналисты очень любят спрашивать: «Правда, что вы пехом шли до столицы и за сутки отмахали 100 км?» Да. В одну из попыток поступления вышел из дома и прошел 100 км по трассе Экибастуз - Омск. Потом семь дней добирался до Москвы на попутках, но ничего героического здесь нет. Я люблю путешествовать своим ходом. Сейчас мечтаю купить мотоцикл и съездить на нем в Питер и обратно.

– Вы поступали в театральный не один год. На чем срезались?
– Знаете, есть все-таки разница между уровнем образования, полученного в Казахстане и Москве. Еще у меня был говор, от которого я долго избавлялся. Когда люди меня слушали, говорили: «Такое ощущение, будто ты сидел». Я говорил сквозь зубы (как и все в моем Экибастузе) примерно так: «Братишка, в натуре, тормознись-ка. Базар есть». В общем, не поступив в первый раз, я вернулся в Омск. Пошел в Транспортную академию путей сообщения, потому что там давали два бесплатных билета в год на любое направление. Работал в театре осветителем. И продолжал штурмовать Щуку.

– Завидую вашему упорству. Вы ни разу не свернули с намеченного курса?
– В начале 90-х я занялся коммерцией - тогда все подались в бизнесмены. Это был единственный способ выжить, иметь возможность учиться и работать в театре. Ездил на границу с Китаем, закупал шмотки, открывал какие-то точки, ларьки, разбирался с «крышей» и ментами. До тех пор, пока не понял, что меня засасывает и времени на мечту стать актером не остается. В одночасье я сошел с этой дистанции.

– Правда, что вы хотели работать в милиции?
– Было такое. Параллельно обычной школе посещал художественную, но мечтал быть следователем. У меня даже было рекомендательное письмо в Омскую высшую школу милиции от организации типа «Юный друг милиционера». Однако после работы в их дружинах удовольствие от служения у меня испарилось. Забавно, что спустя столько лет я все-таки стал следователем в кино.

– Ваш страстный дуэт с Ирой Низиной в спектакле «Идиот» отметили премией «Чайка». Вам легко даются любовные сцены?
– Когда вижу подобное в сценарии, хватаюсь за голову. Я теряюсь. Мне гораздо проще побежать, прыгнуть, стрельнуть, чем смотреть в глаза чужой женщине и говорить о любви.

– В прошлом году вы на сцене поставили как режиссер «А зори здесь тихие», но не все рецензии были положительными. Обвиняли вас в излишней зрелищности. Вы спокойно принимаете критику?
– Я знаю, как пишутся рецензии и как критики, погуляв на банкете, одной рукой пишут положительную рецензию для гламурного издания, другой - разгромную для «желтой» прессы. Это политика. Если бы я встретил кого-то из них... помоложе... с удовольствием засандалил бы ему в глаз. Но они все уважаемые, солидные люди. Поэтому к критике я отношусь холодно и спокойно. Если серьезно, я рад любому вдумчивому разбору моей работы, а от агрессивного немотивированного хамства мне просто становится неприятно.

Анна Черняева