Пешком в столицу? Значит, наш!

Городская газета "Голос Экибастуза" №23, 08.06.2006 г.

Удивительно, но живет в Москве парень — довольно известный талантливый актер, лауреат премий “Московские дебюты” и “Чайка”. А на куртке, в которой он иной раз лихо рассекает на мотоцикле, написано слово, которое большая часть москвичей с “разбега”, пожалуй, и не разберет. Это название нашего с вами города: “Экибастуз”...
Зовут актера Александр Устюгов. Если хотите, это майор Шилов из сериала “Ментовские войны” или Платон Толстой из “Адъютантов любви”.
Побывав в Москве, корреспондент “Голоса Экибастуза”, конечно же, не удержалась от соблазна взять первое и эксклюзивное (как нынче говорят) для Экибастуза интервью у Александра Устюгова. Тем более, что с ростом популярности актера его история начала обрастать какими-то легендарно-сказочными подробностями: говорят, он пошел в Москву пешком...
А начиналось все...

– Начиналось все в 15-й школе, где я учился. Часто вспоминаю преподавателей музыки Гульмиру Базыловну и Ольгу Рудольфовну. Тогда мы, старшеклассники, попытались создать музыкальную группу. Закупили инструменты. И все сгорело.

– В смысле, распалась группа?
– Нет, все сгорело реально — пожар в школе. Нам выписали штраф, все дела... Потом я и мой друг Денис Старков записались в театральную студию “Данко” во Дворец культуры энергетиков.

– Он сейчас называется ГЦК “Онер”.
– Да? Интересно. Ну, так вот: художественным руководителем театра был некий Шрубковский. Наверное, там, в “Данко”, грубо говоря, и произошло первое столкновение с искусством. Уже тогда мы ставили спектакль “Голубой кувшин” по книге “Властелин колец” (это было начало 90-х). Помню, Гульмира Базыловна играла там хоббита с волосатыми ногами. Вот тогда мы с Денисом мечтали стать артистами. Денис надыбал где-то информацию про Щукинское училище, мы ездили поступать в Алтайский государственный институт культуры в Барнаул.

– Как к этому отнеслась мама?
– Нормально. Мы ей просто ничего не говорили.
Конечно же, никуда мы не поступили, и в 1993-м году, после окончания 11 классов я пошел работать на разрез “Восточный”. Если кому-то интересно, трудился на механической пиле. Потом отправили на “повышение квалификации” в ПТУ, где я с отличием закончил годичные курсы и вернулся на разрез уже в котельную слесарем-электриком. Потом поступил в Омскую государственную академию путей и сообщений.

– Как же театральное училище?
– Хотел, конечно, поступать, но в то время не было то средств, то времени. Проучился год в ОмГАПС. Потом, когда устроился в омский ТЮЗ осветителем, еще год пытался учиться на заочном, но это дело сгинуло… Сезон я был в театре осветителем, параллельно начал работать как актер в студии при ТЮЗе. Оттуда и поехал поступать в Москву.

– Для тех, кто знаком с темой, не тайна, что поступил ты только с четвертой попытки. Что случилось в последний раз, почему, наконец, приняли?
– Для меня это загадка. Три года я не мог поступить. Видимо, считали, что не способен к театральному делу. Я, конечно, был оскорблен: все способны, а я, значит, не способен. Поступление — это 99 процентов удачи. На самом деле, все зависит от педагога.

– Боюсь, как только мы опубликуем рассказ о твоем пути в искусство, в Москву ринется половина молодых людей из Экибастуза.
– На самом деле, если бы они знали, как это тяжело, не ринулись бы. В последний раз я приехал в Москву заранее, в ноябре. Прожить в этом городе нелегко. Об этом, может быть, и не надо рассказывать. Помню, непосредственно перед поступлением я жил на чердаке на Юго-Западной, недалеко от МГИМО. Рядом с домом было озеро, где можно было утром искупаться, постирать майку. Еще, помню, у меня порвались кроссовки, и на китайском рынке за 15 рублей я купил какие-то тапки.
Я поступал везде — ВГИК, МХАТ, ГИТИС, Щукинское, Щепкинское. И в тот год меня приняли во ВГИК. Но я забрал документы и отдал их в “Щуку”. Вариант пролета был практически стопроцентный. Поступил.

– Дальше, похоже, классика жанра: мечте не дают сбыться новые проблемы?
– Мне сказали: “Ты не гражданин России, поэтому ты должен платить 2500 долларов за семестр”. Это был шок! Практически нерешаемая проблема. Тогда я сорвался в Экибастуз. Даже взял в училище справку, специально для мамы, о том, что поступил. Оформил гражданство. И тут новый кризис — ехать обратно не на что.

– Обратился к родителям?
– Ну, во-первых, их не было в городе — они уехали отдыхать. Во-вторых — не очень хотелось. В 22 года, наверное, все же нужно самому решать свои проблемы.

– Похоже, здесь и начался легендарный пеший поход в Москву?
– На самом деле я не вижу в этом какого-то героизма. Путешествовать автостопом было модно. Единственным, к кому я обратился за помощью в Экибастузе, был мой товарищ, отец которого ехал в сторону Омска. Он вез какое-то стекло, и до самой границы я ехал на заднем сиденье “Москвича”, держа на коленях это стекло. На границе он меня высадил, дальше было не по пути. Надо было видеть обезумевшие глаза пограничников, когда я пешком пересекал границу. На следующий день добрался до Омска, где умудрился даже заработать деньги: снялся в рекламе МТС (этот плакат еще несколько лет там висел). И продолжил путь. До Москвы добирался дней десять. Водителям говорил, что студент, нужно в Москву на сессию. Дальнобойщики даже передавали меня друг другу: разговоришься с камазистом, он сам идет, с другими шоферами договаривается. Самым страшным был отрезок пути, когда я ехал на бензовозе: 12 часов мы ехали со скоростью 30 километров в час. И нельзя было курить.
В Москву я прибыл даже на день раньше, чем рассчитывал. На те 400 рублей, которые заработал в Омске (и которые, кстати, полностью сохранил), купил себе джинсы Wrangler, в которых и проходил до конца учебы.

– Кстати, почему училище им.Щукина?
– Когда начинаешь разговаривать со студентами, как правило, предпочтение отдается именно “Щуке”. Да и взять плеяду актеров: в основном все известные актеры закончили Щукинское, МХАТ, реже — Щепкинское. В Щукинском училище особая теплая и уютная атмосфера — здание втиснуто в переулки Арбата. Там учатся всего 400 студентов — это такая небольшая семья.
Учеба в “Щуке” — тяжелый адский труд. Научить там чему-то невозможно. Просто есть педагоги, которые передают тебе опыт. К тому же тот объем по прочтению русской и мировой литературы, который на меня рухнул, это было что-то ужасное: как оказалось, экибастузский школьник плохо знает, кто написал “Му-му”, и путает Островского с Чеховым. Древняя мифология — это вообще была засада... Я был отстающим, никак не мог ее сдать...

На третьем курсе Александр поставил “А зори здесь тихие...”. Позже, когда поступил на службу в РАМТ, перенес “Зори” на его сцену. На премьеру спектакля пришел даже автор повести Борис Васильев. О постановке много и по-разному писали в прессе. Зрители находились практически в эпицентре событий: зрительный зал — это несколько рядов черных деревянных скамеек. Остальные кресла отгорожены маскировочной сеткой: там — мир, а здесь — война, здесь дым, здесь взрываются снаряды — и это по-настоящему страшно... Лиза Бричкина (Ульяна Урванцева) утонула в болоте — окутанная туманом, она проваливалась в отверстие в сцене; Соню Гурвич (Мария Рыщенкова) зарезали ночью; Женя Комелькова (Рамиля Искандер) плясала, вызывая огонь на себя. Зритель лишь слышал: “Она сразу умерла?” — “Нет. Добивали...”. Маленькая Галя Четвертак (Татьяна Матюхова) бежала прочь от выстрелов прямо в небо — карабкалась по полотнищу ткани, натянутому под углом в 45 градусов, убегала по лунной дорожке, защитного цвета...

– Почему “Зори”?
– Многие задают этот вопрос. Во-первых, это было желание артистов. Когда ставил спектакль, подразумевалось, что я и сам хотел бы в нем играть. Это спектакль о любви. Он очень отличается от фильма. Кинофильм “А зори здесь тихие” был поставлен в 1971 году, а мои “Зори” — это видение 2003 года.

– Раньше ты снимался в рекламе, а теперь?
– Дело обстоит так: работа в театре — это, скажем так, высшая сфера деятельности, но дело малоприбыльное. Съемка в кино — это, образно говоря, первое место, в сериалах типа “Адъютанты любви” — второе, реклама — категория студентов. Но ничего страшного я в этом не вижу. Порой в рекламе снимаются и популярные артисты. Сейчас я уже в рекламе не снимаюсь, но есть один ролик, который уже 5 лет мелькает на экране.

– Что с “Ментовскими войнами”?
– Буквально вчера закончился последний съемочный день второй части третьего блока сериала. Через месяц — съемки в Германии. Но вот в четвертой части “войн” я сниматься отказался.

– А как же без Шилова?
– Скорей всего, четвертой части не будет.

– Кого бы ты хотел сыграть?
– Завидую артистам, которые могут сказать, кого бы они хотели сыграть. Для меня важнее режиссер, творческий коллектив, с которым я хотел бы работать, и не факт, что если бы я сыграл, например, Гамлета, то сделал бы это лучше, чем кто-то другой.

– Как насчет “звездной” болезни?
– На самом деле “звездную” болезнь придумали люди. Взять актера Александра Устюгова: бывает, я неделями не вылезаю из студии и просто некогда кому-то позвонить. Это уже могут назвать “звездной” болезнью. Кино — это трудно. То, что на экране идет 4 раза по 40 минут, мы снимаем месяц. Я приезжаю в Питер в 8.30 утра, на вокзале меня уже ждет машина, 30 минут на грим, в 23.59 — обратный поезд. Бывает, что целыми неделями ты остаешься наедине с самим собой, ну, разве что, в туалете. Садясь в поезд, ты мечтаешь вырубиться и поспать. Но тебя узнают, начинают разговор, который ничем не отличается от предыдущего. И, когда я извиняюсь и просто ложусь спать, это снова принимают за “звездную” болезнь.

– В одном из интервью твою фразу “меня не узнают на улице, и это хорошо” вынесли в заголовок. Теперь, похоже, уже узнают?
– Да. Это бывает по-разному. Бывает, дают сто рублей и просят на них расписаться. Вчера в Питере подошел парень и просто пожал руку. В метро девочка стояла лицом ко мне и все что-то шептала маме, а потом мама на эскалаторе на меня оглядывалась...

– Что дальше? Кино, театр, режиссура?
– Стараюсь об этом не думать. Хочу начать снимать кино на территории Экибастуза. Уже пишется сценарий. Это будет история о двух мальчиках. История, привязанная к степи, к индустриальным промышленным пейзажам. История о мечте. О том, как ребята попадают в клешни между мечтой и реальностью. Один вырывается, отрывается, начинает катиться дальше, и что будет с ним — неизвестно. Второй погибает. Думаю, это будет интересно всем.

– Есть тоска по родному городу?
– Конечно. Я считаю себя азиатом, я — выходец из Азии. Очень радуюсь, когда встречаю ребят из Казахстана. Мы удивительно быстро сходимся. Мы по особенному здороваемся, по особенному прощаемся. Это трудно описать, но у нас другой менталитет, своя система координат, которая негласно сохраняется.

– Москва — это хорошо или плохо?
– Москва — это по-разному. Кто-то сказал: “Москва — как жизнь: у каждого своя”. Здесь каждый находит свою нишу. Я живу театральной жизнью. И не очень представляю, что происходит в других сферах. Если спуститься в метро, первое, на что обращаешь внимание, — люди не смотрят друг другу в глаза. Нас, провинциалов, это раздражает, мы начинаем искать взгляды. Но энергия здесь направлена на другие вещи. И через некоторое время ты заходишь в метро и точно так же не видишь, что происходит вокруг. И все-таки я не хочу меняться в сторону мегаполиса.

– Можешь ли ты поддержать разговор на тему “наши в столице”? Насколько я знаю, Хотиненко и Булдаков — из Павлодара, Барри Алибасов — из Семипалатинска.
– Известный продюсер Лесневский тоже павлодарец.

– Приходилось ли в Москве столкнуться с кем-то из Экибастуза?
– Хорошо помню один случай: я сидел в кафе с девушкой, а за соседним столиком сидели какие-то парни бандитского вида, которые громко ругались матом и мешали другим посетителям кафе. Но в разговоре раз, наверное, десять упомянули Экибастуз. И я, по большей части, чтобы произвести впечатление на девушку, сказал ей, что сейчас утихомирю компанию. Подошел к ним и спросил: “Вы из Экибастуза?”. И оказался прав.

– Кому я отвезу приветы от Устюгова?
– Гульмире Базыловне, Светлане Оспановне, моей учительнице по математике, однокласснику Борису Часовникову. Жаль, что многие разъехались.

– Кстати, а где твой друг Денис Старков?
– Сейчас Денис трудится на разрезе в Новосибирске.

– Ты любишь Экибастуз?
– Я его обожаю! Это мой город. Следующее лето я планирую провести там.

Марина Ершова